Кому из русских, интересующихся, так или иначе, антиквариатом во всех его проявлениях, не известно имя галереи «Popoff» в славном стольном граде Париже? Думаю, таких найдётся подавляющее меньшинство. В самом деле, существующий уже почти сто лет, расположенный на одной из самых дорогих улиц не только Парижа, но и мира - Rue du Faubourg Saint-Honorй - антикварный бизнес, основанный аристократом по рождению и по духу, боевым офицером Первой Мировой, пожалованным Государем за храбрость и боевые заслуги в разные ордены, хорошим знакомцем и другом всех, почти без исключения, знаменитых деятелей русской культуры первой половины ХХ века, заслуженно пользуется репутацией одного из немногих профильно-русских заведений за рубежами Отечества нашего. Есть, в частности - в Париже, и другие коммерческие заведения, подвизающиеся на русской теме. Есть «Saint-Pйtersbourg» на Rue du Miro-mesnil , есть « Petrushka» в Сarrй de Rive Gauche, есть, в конце концов, пара-тройка стендов в Le Louvre Des Antiquajres , принадлежащих, Бог весть по какой причине, только и исключительно представителям французской армянской диаспоры. Но «Popoff» один! Пару десятков лет назад, мой давнишний знакомый, владеющий ныне одним же из самых престижных и успешных московских антикварных салонов, посетил в первый раз Париж. На мой слегка издевательский вопрос «Ну, и что ты там видел?», ответил совершенно серьёзно и без запинки – «Сразу же пошёл к Попову». Такая репутация дорогого стоит, господа! Дороже, чем деньги…

Увы! Александр Александрович давно уже покинул сей бренный мир. И его репутация, его доброе имя стали всего лишь разменной монетой в большой игре. В большой игре «за» и «на» деньги…

Кроме того, можно поставить большой вопрос, почему вещи, которые г-н Попов выставлял в своей галерее на продажу, преподносят нам сейчас как коллекцию? При всем своем уважении, надо видеть разницу между коллекционированием и дилерством, хотя одно не исключает другого.

Нам пытаются внушить, что русский фарфор был крайне редок и необычайно востребован в Европе на протяжение всего XX вв. Увы и ах, после Великой октябрьской революции колоссальное количество предметов русского искусства выплеснулось на антикварный рынок, что , как все понимают, привело отнюдь не к увеличению цен. При огромном предложении спрос был минимальным. Кого интересовали отдельные предметы, если продавались целые царские дворцы и дворянские усадьбы вместе со всеми интерьерами?

Наследником старинного уже теперь бизнеса стал ныне, вполне состоявшийся во всех отношениях monsieur Maurice Baruch. Ей-богу, будь я La prйsident de la Republique, обязательно наградил бы его Почётным легионом. За поистине суворовские солдатские смекалку и смётку и за воистину кавалерийский будёновский натиск.

Но – по порядку…
Около полугода назад, нынешний распорядитель коллекции Попова шумно ворвался на московский XXVI антикварный салон, проходивший, как водится, в ЦДХ на Крымском валу. Почему «шумно»? Да по многим параметрам… Тут вам и торжественное шествование по залам со свитой научных и не очень работников крупнейших российских музеев, тут и артистические заходы на стенды, где именитый заморский гость, несколько потеряв голову от осознания собственного мнимого величия и поправ законы всеобщего гостеприимства, ставил налево и направо неутешительные диагнозы предметам из коллекций российских галерей. Подделки, мол, и реплики. Настоящие русские предметы можно видеть только на Rue du Faubourg Saint-Honorй . Почему за такие штучки, непозволительные нигде в мире, господину негоцианту от искусств, извиняюсь, морду не набили или, по крайней мере, не вывели за шкирку вон? А из ложно понятого чувства того же всеобщего гостеприимства и благоговейного отношения к знаменитому бренду. Низкопоклонство перед Западом опять же… Короче говоря, то поведение, за которое за западными рубежами России наказывают не просто полновесным, а неподъёмно тяжёлым штрафным евро, фунтом или долларом, сошло изящному подданному Французской республики с рук…

Апофеозом же этого удивительного спектакля, его, так сказать, театральной программкой, стал представленный публике альбом «Шедевры русского фарфора XVIII века. Из собрания галереи «Попов & K»» издательства «Пинакотека» 2009 г. Об этом удивительном издании, его авторах, его содержании и причинах его явления на свет стоит поговорить, господа!

Для зачина – об авторах. Авторский коллектив подобрался на славу! Это, во-первых, сам «виновник торжества» - г-н Боруш, и его группа поддержки, состоящая исключительно из дам. Само собой разумеется, приятных во всех отношениях и занимающих не маленькие должности в штатах самых известных российских музеев. Вот и они: давно и широко известный публике, коммерчески успешный «научно – экспертно – издательский» тандем г-ж Сиповской (ДПИ) – Бубчиковой (ГИМ) и примкнувшие к ним г-жи Мозжухина (ГМКиУ«Кусково»), Носович (ГМЗ «Петергоф»), Попова (ГРМ). Ничего странного в таком дамском составе нет. Как мы уже говорили выше, французский собиратель русского искусства – мужчина вполне светский и галантный, обходительный и любезный, как сказали бы в позапрошлом веке «дамской угоднiкъ и фоблазъ» Упаси Боже – прошу не искать в словах моих никакого непристойного подтекста! Только лишь очаровал, обаял и попросил…Попросил о сущем пустяке: помочь разобраться с обрушившемся на его голову наследством. А почему не помочь столь милому человеку? И потянулись учёные дамы в Париж. Откуда это известно? Да просто сообразуясь с законами логики и здравого смысла. Описать коллекцию из, без малого, 250-ти предметов, не держа их в руках, не имея визуального и тактильного контакта с ними - невозможно. Исходя из количества «авторш», на каждую из них приходится около 50-ти изделий. Научное описание одного изделия (как показывает опыт г-жи Бубчиковой, описавшей за 30 лет своей деятельности в должности научного сотрудника ГИМ около 50 единиц вверенного её научному попечению хранения), занимает около полугода. Это при условии «очень и очень серьёзного и сугубо научного подхода». То есть, без поиска по архивам, без работы с запасниками других музеев, без ознакомления с трудами коллег российских и зарубежных. Такими темпами и по такой методике искусствоведицы описывали и описывали бы коллекцию Попова лет триста – триста пятьдесят. Но в данном случае – произошло чудо! Скорее всего, это Божий промысел. Не более, но и не менее. Однако, Божий промысел – Божьим промыслом, а ехать в Париж надо. И не на день-два, а года на два- на три. Это по минимуму чистого времени пребывания. И вот, собрав нищенские копейки казённого жалования, взяв все положенные на сто лет вперёд отпуска и отгулы, заслуженные деятельницы искусств приступили к освоению залежей парижской пещеры сокровищ российской культуры. Мы полагаем, что именно так и было. Не г-н же Боруш проплачивал все эти научные экспедиции в один из самых дорогих городов мира, где даже за коробок спичек надо платить валютой?

Однако, вернёмся к самому изданию. Мелькнув, как перо Жар-птицы, в книжных ларьках XXVI антикварного салона по цене 7500 руб. за экземпляр, оно пропало из поля зрения. Есть отдельные предложения в Интернете по той же цене. Но на полках книжных магазинов – шаром покати. Почему? Что случилось? Деньги не нужны? Или – просто не нужны читатели? Никакие… Похоже, что последнее предположение – наиболее близко к истине. Вот, казалось бы, и цена задрана до небес (аналогичный по качеству печати, формату и объёму каталог выставки фарфора завода кн. Юсупова в Архангельском ( издание той же «Пинакотеки» в том же, 2009-м году) продаётся во всех магазинах по стандартной цене в 2000 руб.), и рекламы – «ноль», а всё-таки спокойней кажется издателю, если книга никому мозолить глаза на торговых полках не будет. Что-то беспокоит всё-таки соавторш, всё-таки чувствуют они, что сделали, мягко говоря, что-то не то. Вот и прячут свой «фундаментальный научный» опус с глаз публики долой и от греха подальше. Тем более, как показало дальнейшее развитие событий, ситуация развивается по совсем уж неприличному сценарию. А именно – не прошло и полугода, как счастливый обладатель несметных богатств, выставил их скопом в одном из знаменитых аукционных домов на продажу. В полном объёме и по высоченным ценам. При этом, описания предметов в каталоге полностью повторяют тексты описания в книге, а на титуле – вежливый иностранец приносит публичную благодарность вышепоименованным дамам за неоценимую помощь. Как выяснилось теперь, помощь в подготовке и реализации его коммерческого проекта, не имеющего ни к науке, ни к интересам российской культуры ровным счётом никакого отношения. В этой связи возникают вопросы: а почему сотрудники государственных российских музеев, находящиеся на государственном жаловании и обязанные по роду своей деятельности заниматься хранением и изучением принадлежащих государству культурных ценностей, обслуживают интересы частного зарубежного негоцианта? Заняться на работе нечем? У них что, коллекции их родных музеев уже давно описаны и каталогизированы? Или к функциональным обязанностям музейных работниц относится «бескорыстное и самоотверженное служение частному французскому предпринимательству»? Так прямо и написано в должностных инструкциях? Очень интересно услышать ответ хотя бы на один из этих вопросов. Желательно – ответ компетентный.

Мы опять ушли в сторону от главного, увлекшись всякими версиями и предположениями, которые пока не более, чем версии и предположения. Поговорим о научной ценности труда. Поскольку выяснилась основная задача издания – продвижение товара на рынок – некоторая, бросающаяся в глаза, восторженность и превосходные степени в текстах описания предметов не должны удивлять. Бог бы с ними. Эмоции не важны, важна суть. Увы, нацеленность на коммерческий успех, привела и к значительным искажениям (если не сказать более резко) и сути. Приведём пару-тройку примеров. Во-первых – название. Фигурирующее в нём слово «шедевры» можно отнести лишь процентам к 15 – 20-ти опубликованных вещей. Остальные являются довольно ординарными продуктами, не отличающиеся высокими художественными достоинствами. Если говорить о фарфоре елисаветенского периода, то большинство предметов можно назвать раритетными, коллекционными, но уж никак не шедеврами декоративно-прикладного искусства. Несовершенные, поисковые формы, грубоватое исполнение, слабая живопись. Конечно, с точки зрения изучения развития и становления отечественного фарфорового производства, они представляют несомненный научный и музейный интерес. В силу крайней редкости – и интерес коллекционный. Разговор же о художественных достоинствах этих памятников российской культуры должен вестись крайне деликатно, без розовых очков и восторженных соплей. В интересах объективности и достоверности. Ординарная посуда производства ИФЗ и завода Гарднера екатерининского, павловского и раннего александровского периодов вообще не представляет почти никакого интереса. Предметов этих очень много, они давно известны и описаны, встречаются в продаже по сей день и цены на них вполне адекватны их художественному уровню. Сервизную тарелку с цветочной росписью вполне реально приобрести долларов (евро, фунтов) за 200 – 300. А цена, живые деньги, объективный критерий значимости и ценности вещи.

Теперь о конкретных вещах. Сразу оговорюсь, я их в руках не держал. Некоторые довелось видеть на витрине галереи в Париже лет уж 10-15 тому назад. Поэтому от обсуждения вопросов подлинности я устраняюсь сразу. Будем считать, что все предметы подлинные, то есть старые, новоделы отсутствуют. Поговорим о провенансной и описательной стороне атрибуций.

Возьмём, например, № 104 – чашку с крышкой и блюдцем. С первых же слов описания, авторы этого раздела безапелляционно заявляют «…с вензелем великого князя Павла Петровича…» На чём же базируется такая уверенность? Конечно, можно пофантазировать и прочесть две буквы вензеля не как русские «эр», а как латинские «пэ». Можно, но никаких веских аргументов в пользу того, что это буквы именно латинского алфавита «исследовательницы» не приводят. В самом деле, гораздо проще и эффектней прочесть вензель как «ПП (РР –лат.)» и тут же притянуть, что называется «за уши», версию о том, «чашка предназначалась в подарок великому князю Павлу Петровичу». Откуда это известно? Остались ли какие-либо документальные свидетельства? Отчего в вензеле не присутствует великокняжеская корона? Отчего нет иных геральдических или аллегорических элементов, прямо или косвенно указывающих на Павла Петровича, как на адресата? А всё это не важно для учёных дам. В качестве самого весомого аргумента звучит пассаж о том, что «А. Попов справедливо полагал» это. Бесполезно спрашивать, чем же подтверждается справедливость мнения Александра Александровича. Он уже ничего не расскажет нам, а никаких записей его, аргументирующих такую позицию, не существует или они не приводятся в силу каких-то веских причин. Дополнительно сообщается лишь, что чашка «В коллекцию А.Попова поступила из собрания Салтыковых». Салтыковы, безусловно, старинный, известный дворянский род. Тем более трудно заподозрить их представителей в краже подарков членам императорской фамилии из императорских же дворцов. Следовательно…Следовательно, необходимо было более серьёзно отнестись в данном случае к исследуемому предмету, отследить историю его бытования и в собрании Салтыковых, и более раннюю. А потом уже только делать громогласные заявления об адресате предмета. Впрочем, для повышения статуса и цены лота все эти умствования не важны. Напечатано в книге, написано типографскими буквами «принадлежала Павлу Петровичу» - вот и весь провенанс. Научно, весомо, убедительно. Для придания большей видимости научности авторы приводят даже ссылки на другие публикации, подтверждающие их выводы. Тут, например, в качестве таковой указана стр. 344 в книге Сиповской «Фарфор в России XVIII века». Н.Сиповская в своих учёных изысканиях ссылается на Н.Сиповскую. Боже мой, какая прелесть!

Несколько слов о принадлежности определённому периоду и определённому производству тех или иных предметов. Довольно значительное количество изделий, описываемых в каталоге, не маркированы или маркированы простейшими значками: кружок, кружок с точкой, звёздочки, буквы в тесте. До сих пор никто не исследовал вопрос, насколько распространены такие виды примитивной маркировки среди различных производителей Европы. Дело в том, что все вышеперечисленные метки встречаются на большом количестве предметов рубежа XVIII – XIX веков, не имеющих ни к России, ни к ИФЗ, ни к Гарднеру ровным счётом никакого отношения. А атрибутировать вещи только по марке – крайне неосмотрительно. Конечно, многие вещи говорят сами за себя. Безусловно, есть характерные особенности, вполне определённо указывающие на тот или иной завод в качестве завода-изготовителя. Но в случаях, когда ни стилистические, ни технологические характеристики чётко не выражены, делать заключение о происхождении предмета только по маркировке по крайней мере не желательно. Рассмотрим №160 «Блюдо овальное». Авторы относят его к продукции завода Гарднера 1780-х годов, ссылаясь на наличие кружка и черты в тесте (совсем не свойственная маркировка для Гарднера того времени) и «ряд характерных изделий завода Гарднера конца XVIII века». О характерности в данном случае речь вообще идти не может. Овальных блюд с перфорированным бортом и цветочной росписью в зеркале производилось в те времена в Европе великое множество. Особенно увлекались этой формой в Тюрингии, чему свидетельством огромное количество точно таких же предметов, маркированных известными тюрингенскими заводами. О марке говорить не приходится, поскольку её просто-напросто нет. Сам по себе кружок в тесте и чёрточка (неизвестно каким образом появившаяся – случайно или намеренно) маркой Гарднера не является. В 1780-х годах Гарднер маркировал свой продукт не столь лаконично. На предметах, наряду со знаками в тесте (главным образом в виде звёздочки или кружка) и подглазурными кобальтовыми точками, присутствовали обязательно либо надглазурные голубые мечи, либо над-, подглазурная или оттиснутая в тесте буква «G». Манера цветочной росписи в зеркале также бесконечно далека от гарднеровских аналогов того времени. Плюс к этому – совершенно не свойственная изделиям завода той поры отводка золотом края борта. Так что же в результате? В результате – предмет нуждается в дальнейшем исследовании с целью определения принадлежности его производства. Версия о гарднеровском происхождении блюда – практически не находит своего подтверждения. Но! Написано на обложке «Шедевры РУССКОГО (выд. мной (Авт.)) фарфора» - быть блюду русским. Не мог же А. Попов ошибаться и приобретать не русские предметы? Как можно даже и подумать такое!

Ещё больше вопросов, связанных с временными рамками, возникает при рассмотрении вещей, имеющих все характерные признаки, указывающие на принадлежность их ИФЗ, но не маркированные. Как известно, марка в виде вензеля царствующего монарха вышла из употребления на заводе в эпоху Александра I. С, приблизительно, 1805 г. и по начало 1826, когда Николай I вернул товарный знак мануфактуры на подобающее ему место. Таким образом, стилистически и технологически близкие екатерининскому и павловскому периоду изделия следует рассматривать в качестве продукции начала XIX века. Всё вполне логично: мастера, формы, приёмы декорирования оставались в большинстве своём прежними и, соответственно, продукция раннего александровского периода практически ничем, кроме отсутствия подглазурной марки, не отличается от позднего екатериниского. Это, как раз, значительно облегчает задачу датировки. Но! Если очень хочется или очень нужно, чтобы вещь была на 20 лет старше, можно и наплевать на логику и здравый смысл.Никого не смущает, что самые посредственные, обыденные предметы сервировки 1780-90-х годов обильно и без ложной скромности маркированы. Тут и подглазурный вензель монарха, и под- и надглазурные точки и звёздочки, и пурпурные литеры «ПК» придворной канторы ( см. №№ 68 -75). А вот целый ряд вещей, стоящих по своим художественным достоинствам на три головы выше, бесспорно относящихся к продукции ИФЗ, начисто лищён каких-либо намёков на маркировку ( см.№№ 52, 181, 183, 186). Почему бы это? Авторы считают, что это либо следствие забывчивости или небрежности, либо причина заключается в крайней стыдливости и деликатности мастеров-изготовителей? Мол, не понравились им результаты их труда, вот и решили они не позорить родной завод, нанося на ненадлежащего, по их мнению, качества предметы славную марку. Версия интересная, но очень уж, мягко говоря, экстравагантная…

Теперь, всё-таки, пара слов о подделках. Не о современных новоделах, а о старых, с вековой уже историей. Как справедливо пишет в вступлении г-н Боруш, подделывать ранние коллекционные изделия ИФЗ елисаветинского периода стали довольно давно. Можно ли распознать их? Можно! На расстоянии все несуразности и ляпы, которые не бросались в глаза современникам аферистов, проступают более выпукло и отчётливо. Было бы желание задуматься, сравнить, проанализировать… У наших дам такого желания не возникло. Что же, придётся поработать за них.

Рассмотрим №62 «Сливочник с крышкой», который лихо отнесли к изделиям ИФЗ 1760-х годов. Даже по фотографии очевидно, что ни по обводам и качеству формовки тулова, ни по форме ручек в виде переплетающихся стеблей, вошедших в моду значительно позже, ни по манере цветочной росписи, которую в лучшем случае можно сравнить с аналогами павловского времени, сливочник никак не соотносится с другими изделиями ИФЗ заявленного периода. Надглазурная марка в виде чёрного двуглавого орла? Такого орла вам нарисует любой воспитанник средней группы детского сада. Никаких особых навыков для этого не требуется. Мы не филателисты, а прикладники, для нас марки не «альфа и омега», а всего лишь вспомогательный критерий, мы не донышки рассматриваем в лупу, а предмет в целом. Да что там объяснять! Если авторов смогли ввести в заблуждение (вольное или невольное – отдельный вопрос) фальсификаторы XIX века, нанесшие елисаветинскую марку на поздний екатериненский или павловский сливочник, то объяснять что-либо не имеет смысла. Но увы, «доброе» дело сделано: теперь заурядный предмет заживёт-забытует далее, как редкий образец раннего русского фарфора.

Что можно сказать, подводя итоги этого блиц-разбора случившегося? Конечно, г-н Боруш, как коммерсант и бизнесмен вправе решать, как ему двигать свой товар на рынке, какое информационное обеспечение использовать, кого привлекать в качестве экспертов. Автор ни в коей мере не покушается на эти его священные права негоцианта. У Автора ( и скорее всего – не только у Автора), как уже отмечалось выше, есть ряд вопросов к исполнителям части грандиозного замысла наследника Попова по превращению золота белого в золото настоящее. Очень хочется верить, что они бескорыстно заблуждались, поверив владельцу галереи, что он «…так же, как Александр Попов, «болен» русским фарфором XVIII века.» Больной страдал сим страшным недугом не долго, семимильными шагами идет на поправку и, судя по пяти- и шестизначным ценам на некоторые шедевры, будет жить долго, счастливо и безбедно.

P.S. К слову сказать, цены на аналогичные предметы из проданной в прошлом году небезызвестной коллекции Ростроповича-Вишневской были ниже на несколько порядков.